За время моего серфинга между прилавками, на перекрёстке встретились два одиночества: возомнивший себя Шумахером сопляк на папиной машине и раздувающийся от гордости джигит на потёртой иномарке. Столкнулись и встали, а за ними встали две полосы движения, образовав нехилую пробку. Продавцы полосатых палочек, как правило, не слишком спешат разруливать подобные ситуации, и их тоже можно понять: жертв нет, мзды с пацана не предвидится, а у жителя гор вместо денег отродясь один гонор. Вот и собрался длиннющий хвост машин, ползущий вперёд со скоростью беременной черепахи. И я в этом хвосте, запертый в раскалённом салоне общественного транспорта…
Взгляд со стороны:
Предвкушая долгожданное удовольствие, когда из душа ударят тугие струи чистой воды, смывая с тела липкий пот, Вовка выбрался на раскалённый асфальт остановки из душного автобуса. Он уже направился в сторону дома, когда услышал за спиной:
– Здравствуй, Володя!
– О, Лен, привет! Слушай, сто лет тебя не видел. Как ты?
– Да так, нормально. Вот, опять в аптеку собралась. А ты как, что-то тебя не видно в последнее время. Зашел бы как-нибудь вечерком, посидели бы, поговорили. Я бы тебя со своей двоюродной сестрой познакомила. Она ко мне до осени из другого города приехала. Или ты до сих пор от людей прячешься после своего развода? Смотри, затворник, так скоро совсем бирюком станешь.
– Не стану, не бойся! А зайти… Почему бы и нет? Особенно, если ты испечешь что-нибудь вкусненькое к чаю.
– Издеваешься?! Знаешь же, что мне сладкое нельзя, и дразнишься.
– Как по мне, так румяные пирожки с мясом гораздо вкуснее какого-нибудь приторного тортика. Вот на такое угощение я примчусь быстрее молнии.
– Ловлю на слове!
– Уже поймала.
– Ладно, Вов, я пойду, а то пока добреду, аптека закроется. Так я тебе позвоню на днях, хорошо?
– Конечно, звони. – Вовка кивнул, нисколько не жалея о данном только что обещании.
С одной стороны ему было приятно пообщаться с умным собеседником, а с другой, он видел в таких визитах способ хоть немного скрасить Ленкино существование и на час-другой вырвать её из тупика глухой тоски, в который молодую, в общем-то, женщину загнала давняя хроническая болезнь. Тут Вовка мысленно дал себе подзатыльник: за пять недель, прошедших со дня его возвращения из магмира, он ни разу не вспомнил о существовании Елены. "Тоже мне, друг называется!" – ругал он себя, направляясь к дому.
Кто сказал, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна? Ещё как возможна! Правда, лишь до тех пор, пока в их отношения не вмешаются некстати проснувшиеся гормоны. Тогда дружба трансформируется в нечто совершенно иное, и порою с не очень приятным финалом. Володя и Елена как раз попадали в ту исключительно редкую категорию: только друзья. Всё потому, что Вовка не видел в Елене женщину из-за её полноты, а Ленке все мужчины глубоко были до лампочки, опять же из-за болезни. Но дружить им было интересно, и просто пообщаться, и поспорить, и выручить друг друга советом или делом.
С Еленой Вовка познакомился лет восемь назад, на её свадьбе, на которую был приглашен женихом, своим тогдашним коллегой по работе. Постепенно две семьи, Ленкина и Вовкина, сдружились и стали встречаться довольно часто. Редкий праздник обходился без их совместного застолья. А потом всё рухнуло, когда Елена забеременела.
Что-то пошло не так в развитии плода, и врачи, рассыпая кучи латинских терминов, за которыми они прятали собственную беспомощность, настойчиво порекомендовали аборт. Лена вначале воспротивилась и попыталась всё же выносить ребёнка, но в один далеко не прекрасный день "скорая" отвезла её прямиком на операционный стол, потом были двое суток в реанимации, и растянувшаяся на месяцы попытка встать на ноги. К огромному сожалению всех родных и знакомых, у Елены началась какая-то болезнь, вызвавшая или вызванная жутким гормональным сбоем.
Что там было причиной, а что следствием, Вовка не знал, потому что разбирался в медицине чуть лучше вечно пьяного дворника, и поэтому мог говорить только о внешних проявлениях Ленкиной болезни. А изменения в облике недавнего воробушка заставляли окружающих сокрушенно вздыхать. Бывшая тростиночка превратилась в заплывший шар на ногах-тумбах всё того же 34-го размера. Назначаемые лечащим врачом таблетки и уколы не оказывали видимого действия, лишь чуть-чуть смягчая побочные симптомы, которых бедная молодая женщина получила полный набор: отдышка, острые боли в спине и пояснице, повышенное давление, сводящая с ума мигрень и чудовищные отёки, превращающие по утрам её лицо в футбольный мяч, а к вечеру немилосердно раздувающие ноги.
Осознав, что перемен к лучшему в здоровье супруги ждать бесполезно, Ленкин муж через год подал на развод. "Ты понимаешь, это же всё, тупик конкретный. Ей теперь одна дорога, на инвалидность. А я молодой ещё мужик, мне сына хочется!" – приняв на грудь, плакался он Вовке в жилетку перед заводской проходной, отыскивая своему поступку оправдания, и тут же находя их в огромном количестве. "Зачем же я себя с ней раньше времени хоронить буду?!" – с надрывом вопрошал он, при этом косясь взглядом на идущих с работы симпатичных сотрудниц. Осуждал ли его Володя? Нет, но всякое общение с этим человеком он прекратил, предпочитая лишний раз заглянуть к Ленке домой.
Подобные посиделки, хоть и бывали не частыми, со временем стали вызывать глухое раздражение у Вовкиной супруги. Она не ревновала, нет. Просто считала, что для семьи было бы гораздо полезнее, если бы Вовка, вместо просиживания штанов у Ленки, наконец-то повесил полочку в ванной комнате, о чем она его уже второй день просит. Кроме полочки своей очереди ждал очень нужный крючок для халата и ещё целый список неотложных дел, которые мужик в доме просто обязан сделать в самые кратчайшие сроки. Хочешь не хочешь, а делай, если не желаешь ссоры с домашним комендантом. Так количество Вовкиных визитов к Елене сократилось до одного раза в месяц.