Первые три двора мы проскочили даже не заметив, лишь только цепные псы зашлись в истошном лае, а вот дальше пришлось попотеть. В четвёртом и пятом дворе в этот момент как раз шли обыски. Но они проходили тихо, деловито, без грубости и хамства, при самой активной помощи хозяина усадьбы. Обманутые этим кажущимся спокойствием, мы неожиданно для себя очутились посреди двора, полного вооруженной стражи. Впрочем, для стражников наше появление оказалось столь же внезапным.
– Лёфа, фпефёд! – заорал я, выводя напарника из ступора. Мой крик встряхнул не только его, но и опешивших сыскарей. Два рослых детины с распростёртыми объятьями кинулись к Лёшке, но он не разделил их порыва. Видимо, опасаясь тревожить больную ногу, Лёха и до этого передвигался частыми прыжками, напоминая скачущую на задних лапках собачонку на арене цирка, а тут ка-а-ак сиганёт вверх! Чисто метеор. Раз, и он уже стоит на навесе над крыльцом дома. Два, он на крыше хаты. Три, на свинарнике. Ну, и я от него не отстаю, перепархиваю с крыши на крышу, словно бабочка с цветка на цветок.
– Демоны, демоны! – заголосили бестолково мечущиеся по двору вояки, заглушая собачий лай.
– Живьём брать демонов! – раздался начальственный рык.
"Блин, и здесь плагиат!" – весело возмутился я, в рекордном прыжке перелетая в последний, пятый двор на нашем пути к свободе. Там нас уже ждали: шестеро вояк, разбившись на тройки, оккупировали крыши сараев, отрезая нам дорогу влево и вправо, а чуть дальше ещё четыре человека растянули поперёк двора рыбацкую сеть, перекрывая возможность продолжить путь по земле. Позади всех, словно грозная статуя командора, олицетворением суровой неизбежности восседал на коне давешний судья. Ну, тот тип в кольчуге, что мой жезл зажилил. Его ещё стражники меж собой Палым называли. Сидит, гад, а сам взглядом, будто лазером, во мне дырку сверлит, того и гляди пончо прожжет.
Не сговариваясь, мы с Лёшкой прыгнули, взвившись над сеткой двумя волейбольными мячиками. Перелетев линию загонщиков, мы приземлились прямо перед носом всадника. И тут же разделились, оставив его решать дилемму двух зайцев. Лёха, как и в предыдущем дворе, вначале запрыгнул на навес крыльца, чтобы тут же взлететь на крышу дома. Ну, а я вскочил на собачью будку, и, едва-едва избежав лязгнувших клыков блохастого хозяина жилплощади, быстрее молнии переместился на крышу курятника.
Но и товарищ в кольчуге был не пальцем деланный. Я и глазом не успел моргнуть, как он оказался стоящим ногами на седле, затем оттолкнулся и, с грацией настоящего акробата, перекинулся вслед за мной, на крышу. Я от него скачками, а он за мной бегом, да так ловко. И фиг бы я от него ушел, если б не одно "но". Кирпич соломенная крыша ещё выдержит, а вот четыре пуда живого веса не сможет. Сделал мой преследователь несколько шагов и провалился вниз, вызвав у кур настоящую истерику. Где-то в глубине души я ему даже посочувствовал, ведь навернуться с такой высоты, да ещё в полном снаряжении, когда одна кольчуга килограмм десять к весу добавляет… Другу я б такого точно не пожелал.
Перелетев в прыжке с крыши последний забор, мы с Лёшкой помчались через сады, только пятки засверкали. Минута, другая, и вот последняя яблонька осталась позади, а перед нами раскинулся луг, по которому то там, то здесь длинными языками стелился седой утренний туман. Я даже с шага сбился, когда увидел, насколько он широк, этот луг. Казалось, нам никогда в жизни не достичь тёмной полосы такого неимоверно далёкого леса. Но мы бежали. Бежали изо всех оставшихся сил. Голодные, увечные, уставшие, мы вколачивали голые пятки в покрытую острой стернёй землю, не обращая внимания на расползшиеся в лохмотья портянки, совершенно не защищавшие от болезненных уколов жесткой, что проволока травы. Надсадно, с хрипом вдыхая свежий прохладный воздух, мы неслись вперёд длинными прыжками, стараясь достичь опушки и затеряться под деревьями раньше, чем нас догонит летящая нам вслед погоня. А топот копыт за спиной становился всё громче и громче. Недавно едва слышный, теперь он камнепадом грохотал в ушах, заставляя испуганно ёкать сердце.
Собрав в кулак последние крохи сил, я рванулся вперёд, вкладывая в этот порыв всего себя без остатка. Теперь для меня на всём белом свете существовали только я, только цель, и мой бег к этой цели. Весь окружающий мир сошелся в серо-зелёное пятно вожделенного леса впереди, и тут в моём мозгу возник поистине оглушающий зов Вжики. Это было настолько неожиданно, что я споткнулся и совершил знатный кульбит через голову. Стоило заднице оказаться выше головы, как стремящиеся вверх амулеты левитации сдёрнули с меня повязку вместе со штанами и, соскользнув с ног, скрылись в просветлевшей небесной глубине. А я оказался лежащим на земле, да ещё и стреноженным собственными штанами, поскольку улететь вслед за повязкой им не дали завязанные на щиколотках тесёмки.
– Ага, попался демон! – ухватив за грудки, чья-то мощная левая рука вздёрнула меня на ноги, а правая нанесла сокрушительный удар в ухо. Сознание вспыхнуло и сжалось в точку, а потом и та пропала. Осталось блаженное небытие.
Взгляд со стороны:
В эту ночь взбудораженная ночными событиями деревенька так и не уснула: слишком непривычным для селян оказалось такое количество свалившихся на их головы происшествий. Босоногая ребятня, под разными предлогами увильнувшая от повседневной помощи родителям по хозяйству, собралась у околицы встречать возвращающуюся из погони баронскую дружину. Детвора пожирала глазами взмыленных недавней скачкой коней, их сильных и статных всадников в богатой по сельским меркам одежде, вооруженных грозными копьями, чьи острые наконечники ослепительно сверкали в лучах встающего солнца. Но ещё более жадно малыши глазели на двух связанных пленников, переброшенных поперёк седла. Босые, избитые, с покрытыми начинающей подсыхать кровью лицами, пойманные демоны внушали детям невольный страх и в тоже время восхищение удалью дружины, сумевшей отловить и обезвредить эту нечисть. Без своего обычного гвалта ватага сорванцов бежала за конницей по центральной улице мимо проулков и дворов, из ворот которых повысыпали взрослые, снедаемые любопытством не меньше ребятни.