– Ну, что делать-то будем? – Спрашиваю его.
– Барин, а ты можешь Нале покой подарить, чтобы она кровососом не стала?
Не успел Лёха договорить фразу, как тварь бросилась на нас. Видно голод оказался сильнее страха перед обжигающим солнцем. Или просто она была ещё не опытна как вампир, кто его знает, только рванула она к нам со всех ног.
Побежала и упала на полпути, споткнувшись в траве об оглобли двуколки. Но встать уже не смогла – она на глазах покрывалась волдырями от страшных солнечных ожогов, а через мгновение вспыхнула жарким костром, да так и сгорела дотла.
Михей:
Я-то с самого утра сено возил и в усадьбу баронову возвернулся лишь к заре вечерней, аккурат к тому времечку, как наш барин из странствий возвернулся. Уж как порадовались мы встрече долгожданной, порадовались да попечалились. Стэфа моя как услыхала о лютой судьбине Налки, так в голос взвыла, вон, ажно по сию пору носом шмыгат. Ляксейка который день сидит чернее тучи грозовой, слова молвить не желая. Да нас барин о нём особо упредил, мол, не трогайте парнишку, солоно ему пришлось. А всё ж Стэфка по бабской своей натуре никак утерпеть не может – и так Ляксейку пожалеет и эдак. То кусочек повкуснее ему в мису положит, то ещё чего. Тока я гляжу, что зряшны все её потуги. Люди, они ведь тожить разные бывают. Одним в беде выговориться потребно, иные слезу пустить могут. А что, оно ведь иной раз легче быват, как проплачешься. Но Ляксейка не таков у нас, он завсегда всё в себе держит, покуда не перегорит печаль в душе. Токмо иной раз та тоска покудова сгорит, она всю душу выжечь может. И остаётся от человека лишь оболочка, видимость одна. Занять бы Ляксея чем, да вот нечем. Ему ныне всё без интересу будет.
Налку-то как жаль, и ведь не одна была, а уж с ребёночком. От, беда-то, беда! Хоть бы барин чем помог, делом бы каким Ляксейку озадачил, что ли. А недосуг барину, он с магом эльфийским уж, почитай, другой день из горницы не выходят, всё разговоры ведут. Ровно те беседы важнее парня будут.
Взгляд со стороны:
Володе пришлось несколько раз пересказывать магу все события, дополняя описание своими выводами.
– Двигаться было очень тяжело? Насколько? – продолжал засыпать его вопросами эльф.
– Бегу, а мнится, что мне сзади телегу прицепили. С места стронуться тяжело, но и останавливаться не легче. И вот ещё что: когда я на вампиров бросился, то заметил, что маленький засапожный нож тяжелее меча кажется, а заточенное до бритвенной остроты лезвие очень неохотно перерезало глотки кровососам, как будто они были из толстой дубленой кожи.
К исходу второго дня непрерывного общения с дедом, Вовка почувствовал себя на грани. Казалось, ещё чуть-чуть, и переполненная черепная коробка разлетится на части, не выдержав объёма полученной информации. К слову сказать, эльф чувствовал себя не многим лучше. Он тоже частенько хватался за голову, то пытаясь анализировать услышанное от Володи, то вновь приступая к допросу. И его можно было понять – ведь наконец-то разгадано воздействие заговорённой воды на живой организм!
– Неужели никто до меня не пил этой воды раньше? – недоумевал Вовка, и получил ответ:
– Пили, да только впоследствии рассказать об этом не могли, потому что не выживали! Неосторожные или сразу осыпались кучкой лёгкого праха, или исчезали, перенесённые неведомой силой. Чуть позже обнаруживались их истлевшие останки в самых разных местах, а порою даже в соседней роще. Вот с тех пор и прослыла та вода смертельно опасной для любого эльфа. Об этом, не жалея красок, любой наставник постоянно повторяет своим ученикам, прежде чем начать обучение.
Володя ярко представил себе последствия для несчастного, неосторожно отпившего ускоряющей влаги. Оказаться в одиночестве, это ещё самая малая из бед. Гораздо хуже, что ускорившийся не мог ни есть, ни пить, ведь даже обычная вода для него становилась вязкой, как сливочное масло! Что уж тут говорить про ставший каменным хлеб? И это в том случае, когда было выпито не много, а если целый глоток, или даже два? Вовка-то после двух-трёх капель едва мог двигаться, поскольку масса тела казалась ему чрезмерно большой.
Как там в школе учили – ускорение равно скорости, делённой на время – так, кажется? Значит, чем больше мы хлебнули, тем временной промежуток на любое привычное для нас движение короче. Получается, что ускорение становится выше. А по второму закону Ньютона – ускорение равно сила делённая на массу. Исходя из того, что у нас масса осталась прежней, а ускорение стало больше, выходит, что для соблюдения равенства силёнки должны во столько же раз увеличиться. А они-то не изменились. То есть, вес собственного тела покажется гораздо бОльшим.
Выходит, выпившие много той воды просто не могли пошевелить даже рукой! И медленно (для себя!) умирали от голода и жажды. Или просто погибали от удушья, не в силах сделать обычного вздоха? Кто знает… Володе внезапно стало страшно. А если бы он тогда проглотил набранную в рот влагу?!
– А для людей та вода тоже считается смертельно опасной?
– У людей этой воды просто нет, ведь заговорить её может только перворождённый. К смертным всегда попадали лишь семена, обработанные в той воде.
– Неужели человеческие маги не могут сами заговорить воду? – удивился Володя и получил ответ, поразивший до глубины души, но проясняющий многое.
Как мы несём в своей крови частичку первобытного океана, из которого родилось всё живое на нашей планете, так и местные эльфы, плоть от плоти своего мира, несли в себе изрядную магическую составляющую. Способность видеть потоки силы, сплетать из них узоры и отличала эльфов от людей. Обычный человек просто не способен видеть всепронзающие потоки и ручейки силы, не говоря уже о том, чтобы сплести их каким либо образом. Да, среди людей тоже были маги, но… не чистокровные, а потомки от межрасовых браков.