За серой полосой (дилогия) - Страница 207

207

– Вот ты скажи мне, – наседал на Лесьяра Залесский десятник, чья голова была заметно тронута сединой, – почему вы, когда Пиримовых воров брали, вы их вязали, время тратили. Не проще ли было просто ткнуть каждого под ребро засапожником? Вы б так вдвоём со всей их сворой управились бы. Что, разве не так? Но вы ж однако так не сделали, а почему?

– Так, да не так. – отвечал Лесьяр, хлебнув добрый глоток из кружки. – Были бы это упыри, я б так и сделал, и совета бы не спрашивал. А Пиримово войско… оне хучь и враги, но ведь люди. Я ж када водицы нашей сглотну, так втрое шустрей кровососов становлюсь. А человек тогда и вовсе, что младенец предо мной. Вот ты говоришь в ножи взять, а того не понимаешь, что бесчестно это. Недостойно воина. Вот против ельфов ушастых, это да. Опять же, против упырей ихних, тожить. Но не против такого же, как и ты сам.

– Сталбыть, честь воинскую блюдёшь? Вот это правильно, вот это по-нашему!

Под одобрительный рёв слегка поддатых дружинников два воина обменялись крепким рукопожатием, после чего так саданули кружкой о кружку, что брага щедро расплескалась по сторонам. Я уже собирался выходить из тени на свет, когда разговор коснулся темы, волнующей меня на протяжении последней недели. Речь зашла о пленных, которых было захвачено изрядное количество. Настолько изрядное, что в случае бунта эта сила могла задавить Залескую дружину одной массой. Да и кормить их всех было надо, и охранять, что тоже важно. Мало мне дружины Пирима, блин, так ведь ещё разбойнички лесные… Их-то в погребах набралось ой как немало, а куда девать? Поступить с ними как в своё время Лёха, развесив вдоль границы, чтоб другим неповадно было? Так это следовало делать раньше, по горячим следам, прямо на месте…

Я навострил уши, чтобы выслушать глас народа. Удивительно, но народ оказался един в своём мнении – продать. Пиримовцев следовало вернуть за выкуп барону, а разбойничкам вздеть ошейники и продать на торгах. Мол, наказать их надо, а исправительные работы в нашем уделе организовать негде. Так пусть где-нибудь на рудниках искупают свою вину. Там, мол, и жизнь не сахар, и охрана есть подобающая. К моему удивлению, Леяна согласилась с такой постановкой вопроса.

– Лея, ты что, послушаешься этого пьяного бреда?!

– Ну, что у пьяного на языке, то у трезвого на уме, ты это прекрасно знаешь. Поступи ты так, и народ тебя похвалит, а предай татей казни лютой, то вслух ничего не скажут, но про себя осудят.

– Странно. Мне казалось, ты должна первой протестовать против рабства, поскольку на себе испытала каково это, считаться вещью.

– Ты, господин мой, не путай. Одно дело безвинной в кабалу угодить, как я, и совсем другое в искупление, как они. Да и не на потеху ты их продаёшь, а для работы.

– Нет, я продавать никого не стану. Хочешь, сама этим займись.

– И займусь, коль велишь.

– Вот и займись. И хватит об этом!

Я резко замолчал, показывая, что не желаю больше разговаривать на неприятную мне тему. Понятно, что рабовладение одна из реалий этого мира, которую следует принять как данность, но одно дело знать о ней, и совсем друге самому участвовать в этом процессе. А раз местные жители считают подобную торговлю допустимой, то пусть сами ей и занимаются. У меня же забот хватало помимо этого, только успевай разгребать. Хотя, кое-что разгрести уже успел.

Самым главным успехом можно было назвать новый – хотя и старый как мир – принцип организации обороны границы от набегов. Теперь гонцы не тратили по пол дня на скачку с недоброй вестью, вместо этого была организована система оповещения с помощью сигнальных костров. Стоило вооруженному отряду пересечь границу, как в небо вздымался столб дыма. Заметив его, наблюдатель в соседнем селе запаливал свой костёр, и так далее до самого Загорья. А уж мне труда не составляло провести голубя по такой ясно видимой в небе цепочке, и высадить десант из охотников над попавшем в беду хутором. В результате помощь приходила не к шапочному разбору, а спустя максимум час после тревожного сигнала. Конечно, случались и накладки, когда наблюдатель принимал за сигнальный костёр обычный пожар. Но даже такой случай был на пользу, ведь десять крепких мужских рук в борьбе с огнём лишними никогда не окажутся.

С огромным облегчением я встретил прибывшего из Западного удела Лёшку. Прибывшего, надо сказать, весьма экстравагантно – в кампании дюжины охотников, двадцати двух хмурых мужиков на длинной верёвке, порядком побитой девчушки лет семнадцати и лопоухого щенка, от носа до кончика хвоста сплошь усеянного репейником. Девушку и собаку Лёха отыскал в лесу после общения с двумя типами откровенно бандитской наружности. Отошел за куст по нужде, а тут эти гаврики нарисовались, позарившись на его покрытую серебряными бляшками куртку. Недолгая беседа с лесовиками лишила их передних зубов, а Лёхе принесла информацию о спрятанном в овражке схроне, где, помимо зарытой тряпицы с монетами, обнаружилась девчонка и псина. Обе на цепи.

Умилу – так звали девчушку – за недоимки родителей управляющий продал перекупщику, а она на полпути к невольничьему рынку смогла улизнуть из вереницы таких же горемык. Приметила во время ночевки, что стражник задремал, выпуталась из верёвочной петли и дала стрекача в заросли. Сначала бежала, потом шла, в незнакомой местности заплутала и тут на неё наткнулись эти два неудачника. Те обрадовались такой находке и решили, что девчонка им в хозяйстве сгодиться. Кашу там сварить, или приласкать по-женски, когда им приспичит… ну, а как надоест, так её и продать всегда можно. Для начала избили "шоб порядок знала", отвели в свой схрон и посадили на цепь, чтобы не сбежала. А сами подались к тракту в надежде отловить одинокого путника. Отловили. И Лёху, и по морде.

207